В капле влаги — миллион. Он рыдает, Не считает, Но творим мы Небосклон.
Он смеется, В тайнах вьется, Все же знаем мы, кто Он. В лик — от лика, В песнь — от крика, В хороводности Времен.
НАЧЕРТАНИЯ
Круговой полет планет, Их сплетенья в темноте, Полосой идущий свет Метеоров и комет, Ужасающих примет В говорящей пустоте.
Это все — мои черты, Начертанья вещих рун, Это — я, и это — ты, Чтоб над бездной пустоты Были звездные цветы В нескончаемости струн.
ОГНЕННАЯ ЖАТВА
Клокочет огненное море, Горят зловещие румянцы, На Солнце рушатся в просторе Вскипанья чувств, протуберанцы.
Что в Солнце в этот миг боролось? Узнать ли нам, теням пожара! Но в нем горел гигантский колос, Свершилась жатвенная чара.
СУХОЙ ПЕРУН
Сухой туман, когда цветенье нив Проклятье дней, хлебов плохой налив У нив зарницы даже — на счету, Сухой Перун — сжигает рожь в цвету.
Сухой Перун — роняет в травы ржу, И чахнет цвет, что радовал межу Перун желает молний из зарниц, Небесных — должен он пьянить девиц.
ПОЛОНЯННИК
— Почему ты, дух свирельный, Вечно носишься, кружишься, Ни на миг не отдохнешь? На качели ты метельной, Вправо, влево, к дали мчишься — Я — плененный. — Это что ж? — Надо мной обряд крещенья До святою завершенья Не был доведен. Потому что поп был пьяный Был он рваный и румяный, Опрокинул свечи он. Разукрасил крест цветами, Говорит: «Веселье с нами Благовестье бытия». И вина он налил в воду: «Это душам даст погоду». А погода, это — я. — Что же дальше? — Я влюбленный, Дрожью звуков полоненный, В брызгах, в прихотях Огня. Раб себя, страстей свободных, Полонянник Чернородных, Носят Дьяволы меня Посижу — и вдруг соскучусь, Погляжу — совсем измучусь. Где я? Что я? Запою. Все по новому о старом. Все бы дальше, все бы к чарам, Вею, рею, вею, вью.
МАК
Кто маки cpывает, Тот гром вызывает, В Брабанте сказали мне так. И вот почему я Весь вздрогну, ликуя, Дрожу, заприметивши мак.
ДВЕ РЕЧИ
Есть обиходная речь, Это — слова, Которыми жизнь в ежедневном теченьи жива. А для единственных встреч Двух озарившихся душ, или тел, Есть и другая, напевная речь. Ветер ее нам однажды пропел, Видя в лесу, Между трав, Как в просветленности нежных забав Любовь целовала красу, Ветер ее прихотливо пропел, И закружился, и прочь улетел. В этот же час Сад был от яблонь влюбляюще-бел, И по Земле, в отдаленный предел Сказка любви понеслась, В трепете белых, и всяких цветков, В пении птиц, и люден, и громов.
СТРЕЛА
Говорят — полюби человеков. Хорошо. Только как же мне быть? Ведь родителей должно мне чтить и любить? Кто ж древнее — Атлантов, Ацтеков, Ассириян, Халдеев, Варягов, Славян? Коль закон — так закон. Нам он дан Человеков люблю в ипостаси их древней, Глаза были ярче у них, и речи напевней, В их голосе слышался говор морей, Луной серебрились их струны, О богах и героях вещали им руны, И клинопись им возвещала о мощи великих царей. Но руны, и клинопись — стрелы, Острия, Бьющего метко, копья. Уходите же вы, что в желаниях бледных не смелы, Человеки, в свои удалитесь пределы. Лук дрожит. Догони их, вестунья моя.
ПЕРЕВАЛ
Справа — горы, слева — горы, Справа, снизу, там узоры Задремавших сел. Слева кручи, слева тучи, Слева слышен зов певучий, То прорвался ключ гремучий, И завел, Мысль повел он по извивам, В беге срывном и счастливом Пляшет он по склонам скал, Вот запал, Вот юркнул, В царстве камня потонул, Снова, ящерицей, глянул, Залукавил, промелькнул, Снова скрытности оставил, Вырос, поднял целый гул, Закурчавил Гребни скал, И от сел, Миновавши перевал, Влево — влево он ушел, И рокочет, не устал, И от выси в самый дол Свеже-брызжущую влагу лентой светлою провел.
НЕБЕСНЫЙ БЫК
На золотых poгаx Небесною быка, В снежистых облаках, Где вечная река, — В лазури высоты, Слились живым венком Багряные цветы Над сумрачным быком. Возрадовался бык, Возликовал, стеня, Любить он не привык Без громкого огня. Он гулко возопил, И прокатился гром, Как будто омут сил Взыграл своим жерлом. Прорвались облака, Небесный глянул луч, Три сотни для быка Коров стоят вокруг. И в празднике огня До каждой есть прыжок, И каждая, стеня, Любовный знает срок. И сладостен разрыв От острия любви, И много влажных нив